Муравьев А.Н. Путешествие по святым местам русским
Просмотров: 1249
Подписаться на комментарии по RSS
Андрей Николаевич Муравьев (1806-1874) - духовный писатель, церковный просветитель, историк, популяризатор церкви и православия.
Свое сочинение «Путешествие по святым местам русским» он впервые издал в 1832 г. Путевой дневник, написанный им с любовью и вниманием к православным святыням России, был тепло воспринят современниками. Даже по одному оглавлению можно понять, какое богатство содержит это произведение. Здесь и Троице-Сергиева лавра, и Ростов Великий, и Новый Иерусалим, Валаам, Киев, Новгород и многое другое, что так дорого сердцу каждого русского человека.
Значение творчества А.Н. Муравьева для русской культуры непреходяще, неудивительно, что в наше время интерес к его произведениям день ото дня возрастает. Ныне, спустя 170 лет после выхода в свет, его книга, посвященная отечественным святыням, приобрела значение уникального свидетельства, редкого документа и ценного исторического источника.
«После мрачных Владимирских лесов, открылись мне благословенные пределы Ярославля. Смеющаяся равнина, оживленная резвыми изгибами реки, испещренная безчисленными селами, развила предо мною свой безконечный обзор; повсюду белелись церкви как белые шатры, поставленные для стражи сей чудной равнины. На краю ея румяное озеро Неро скопляло в себе лучи вечерняго солнца, вознося над блеском вод своих белый, многобашенный Ростов, венец всей картины и желанную цель моего странствия. С закатом солнца я его достиг.
Я поспешил прямо в Яковлевский монастырь к святителю Димитрию. Подходя к собору, вспомнил, что мне поручено было поклониться гробу добродетельнаго старца Амфилохия, 40 лет молитвенно простоявшего у возглавия мощей угодника Ростовскаго, и не знал, где найти его могилу. Уже смеркалось, соборная трапеза была отперта, там хотел я дождаться открытая самой церкви. Любопытство привлекло меня к высокой мраморной гробнице, украшенной знаками схимническими, − и я прочел имя Амфилохия!
О, с каким внутренним утешением простерся я пред сим памятником великаго старца, многие годы светившаго своими добродетелями не только пределам Ростовским, но и столице. На нем почивало видимое благословение святителя, которое обильно передавал усердным к его памяти. Чувствительна для обители потеря Амфилохия, отбывшаго свою стражу!
Отперли собор, отперли и тяжкую серебреную крышу раки с украшениями архиерейскими, пожертвованную благочестием Елисаветы для хранения мощей святителя, и присланную Екатериною в год ея воцарения. Открылся святый угодник, ревнитель православия, ревнитель просвещения, почиющий по многих трудах, над самым тем местом, которое смиренно избрал себе для смертнаго отдыха не в великолепном соборе митрополии Ростовской, вместе с своими предшественниками, по в уединенной обители св. Иакова, основанной сим Епископом, по несправедливом изгнании, и освященной его мощами. Здесь хотел возлечь Димитрий, и прославился, и прославил место. Я прикоснулся устами к обнаженному челу его, некогда вмещавшему столько благих помыслов для пользы церкви и отчизны, которое долго сияло для них ярким светильником и ныне точит исцеления болящим. Со мною вместе тихо приложилась одна недужная; для нас только отперли церковь, за нами ее опять заперли.
Тогда же посетил я Архимандрита И[ннокенти]я, достойнаго племянника Амфилохия. Дряхлый старец, удрученный болезнями, с трудом мог подняться с своих кресел, чтобы приветствовать во мне прежняго своего знакомца.
«Я видел из окна, как вы с недоумением ходили по монастырю», радушно сказал он, «и хотел уже послать монаха, чтобы он вас проводил в собор, ибо я всегда так делаю с новыми пришельцами, еще не знающими обители. Хожу и действую я весьма криво, милостивый государь, но, по крайней мере, сижу прямо: против меня угодник и к нему указываю я всем дорогу».
− Где же найти лучшаго указателя, отвечал я, вы уже так давно на страже у святителя.
− Да, кротко отвечал он, благодаря угодника, вся жизнь моя обтекла кругом сего озера, или лучше сказать, я только перевезся с одного берега на другой. Когда вы взойдете завтра на ограду, или на ту башню, которую я себе приготовил для покоя, вы увидите за озером высокую колокольню села Поречья, где я долго был приходским священником. Там и дед мой и прадед имели счастие быть посвященными от руки самаго Святителя, и я сам, не смотря на все грехи мои, достиг приюта только милостию угодника».
− И так я здесь как бы в его семействе, сказал я, тронутый живою любовию Архимандрита к св. Димитрию. Вы сроднились с ним, и чрез рукоположение ваших дедов, и сорокалетнею, постоянною стражею при его мощах вашего дяди старца Амфилохия, и вашею собственною приверженностью к угоднику.
«Желаю духовнаго родства сего себе и вам», − отвечал Архимандрит, и благословил меня провести ночь на соседнем подворье.
Рано утром я уже нашел почтеннаго старца сидящим опять в своих креслах, посреди богомольцев, которые один за другим приходила принять его благословенье. Каждаго принимал он ласково, спрашивая имя, и наделяя образком отпускал с назидательным словом. Я подивился его терпенью при таком болезненном состоянии. «Государь мой, сказал мне простодушно И[ннокенти]й, больше труда было сим усердным людям придти к угоднику, нежели мни принять их. Да и у чего же я поставлен, если не буду благословлять их во имя Святителя?»
В числе посетителей находился раненный офицер и с ним доктор. Сей последний, видя страдания Архимандрита, советовал ему многия средства для облегченья болезни. И[ннокенти]й вниманием своим платил ему за его участье и наконец сказал: «Милостивый государь, вот уже многие годы, как я страдаю; − знаете ли какой единственный пластырь обрел я противу всех моих болезней? − терпенье, государь мой, одно только терпенье! по скольку его приложишь к своим ранам, по стольку и почувствуешь облегчения. Поверьте, что другаго нет для моих недугов. Жизнь человеческая как лампада: когда сосуд благоустроен, хороша светильня и чисто масло, тогда ясно горит и лампада, но когда все в ней приходит в ветхость, скудеет елей и задувает ветер, − а ветер наши собственныя страсти, − тогда время ей погаснуть, и она гаснет сама собою».
При этом простом, но красноречивом сравнении невольно взглянул я на лампаду, висевшую пред иконами, которыя занимали весь передний угол тесной комнаты и два соседния окна, а две противуположныя стены были убраны множеством портретов духовных особ.
− В каком благочестивом обществе провождаете вы все дни ваши, сказал я Архимандриту.
«Извольте посмотреть, государь мой, смиренно отвечал он, вот на правую сторону от меня святые угодники, прославившие своею жизнью Господа, а вот на лево благочестивые мужи, шедшие по следам их: но поелику они еще не удостоились прославления свыше, то что бы не смешать горняго с дольним, между ними утвердися здесь пропасть велика, − я сам с моими немощами и грехами!»
И когда я не находил слов отвечать ему, он тотчас продолжал:
«Время идти к обедни; прошу вас заглянуть также и в новый собор, который Господь сподобил меня окончить, истинно пособием угодника, ибо у меня не было ни денег, ни средств, и все неожиданно явилось. Посмотрите на живопись: самый художник, покойный академик Медведев, был для меня даром Божиим, по его благочестию. Верите ли, государь мой, что он не иначе приступил к письму, как причастившись св. Тайн, и прямо из церкви взялся за кисть, не вкушая никакой пищи, пока не начертал лика Господня на сводах олтаря, и так всегда без пищи и с молитвою начинал он писать образ Спасителя или Божией Матери. Редкое благочестие! За то Господь увенчал полным успехом его труды, и вы, верно, полюбуетесь живописью. Прошу вас в церковь».
И точно стенное писание было превосходно, соединением древняго и новаго вкуса, чего я нигде не встречал. Особенно замечательны два свода: над олтарем и над самою церковью, как по отделке, так и по глубокому смыслу. На первом изображены все силы небесныя в девяти иерархиях, светлым венцем обтекающия св. Троицу, возсевшую прямо над престолом. На втором начертана кругом Божией Матери вся Торжествующая церковь Христова, с ликами угодников всякаго звания: святителей, царей, воинов, убогих, для утверждения членов воинствующей церкви, приходящих молиться в храм сей. На стенах благоговейно поражает взоры тяжкое несение креста на Голгофу, и молитва св. Димитрия пред знамением явленнаго ему креста, и его проповедь к отступникам истинной веры, и торжество открытия его мощей, и наконец самое начало сей обители, основанной в XII веке. Св. Епископ Иаков, изгнанный клеветою народною, в знак своей невинности, переплывает Неро озеро на мантии архиерейской, которая безбурно приносит его к сему пристанищу.
После обедни благосклонный Архимандрит дал мне своего наместника Ф[лавиан]а чтобы посетить знаменитый древностию собор Ростовский и другия обители сего никогда славнаго города.
[…]
Я возвратился к вечеру в Яковлевский монастырь и начал собираться в обратный путь к лавре.
Когда все уже было готово, почтенный Архимандрит послал наместника еще однажды отслужить для меня молебен, над мощами святителя Димитрия; потом благословил меня иконою и напутствовав благими советами, просто вытекавшими из его смиреннаго сердца, спросил наконец:
«Кажется, я все сказал, что же еще нам остается?»
− Мне остается только, отвечал я, просить вашего последняго благословения и молитв, − и мое сердце стеснилось при сих словах.
«И так помолимся! сказал И[ннокенти]й, не знаю, свидимся ли еще, я уже весьма ветх».
И он стал молиться с такою теплою верою, с таким сердечным умилением, что мои прощальныя слова обратились в слезы, и я уже молча оставил старца и его обитель.