Рассказ

Осенним прозрачным, воскресным утром, как обычно она спешила на службу, никого не замечая. Проходя по мостику через реку Монастырку, неожиданно взгляд её остановился на безногом нищем.

Он сидел на грязной доске с колёсиками. Зловонный запах исходил от него по всей округе, и даже голуби, завсегдатаи мостика, куда-то разлетелись. Лохмотья, в которые он был облачен, были черны и безобразны, как и сам он. Опустив голову на грудь, он, кажется, дремал, окутанный нежно голубым рассветом. Его ничего не волновало: ни жирные вши, гнездившиеся в грязной, давно нечёсаной шевелюре, ни (о, ужас!) черви, клубком копошившиеся в ранах на обрубках ног, покрытых лохмотьями, которые когда-то были брюками.

В одно мгновение она отвязала поясок от плаща, привязала к доске, и повезла нищего куда-то в обратную сторону. Он от неожиданности, вскинув голову, выпученными глазами от удивления, наглости и ужаса, уставился на неё,… и отборным матом так заорал, что равнодушные прохожие, привыкшие ко всему, невольно притормаживали, недоуменно и с осуждением оглядываясь на происходящее, но затем, снова прибавляя шаг, спешили на службу.

Он клял её самыми нелепыми, грязными словами, плевался, хватал комья земли, которые успевал схватить, и с ненавистью и отчаянием швырял в неё. А она, не обращая ни на что внимание, везла вонючего, грязного, оборванного калеку к себе - в маленькую уютную квартирку.

Перед порогом, взяв его на руки, крепко прижав к груди, чтобы не выцарапал глаза ей, занесла домой. Здесь он немного успокоился, толи от немощи, толи от безысходности. Только умолял - Отпусти. И матерился, но уже без злобы.

А она, молча, раздела его, опустила бережно в чистую белоснежную ванну и стала мыть. Вши и черви расползались по всей ванне. Она бережно промывала ему раны, вытаскивая оттуда кишащие клубки червей. Аккуратно постригла волосы, побрила бороду, обработала раны. Теперь он успокоился, только удивлённо смотрел на неё доверчивым детским, чистым взглядом, а молчаливые слёзы текли по вымытым, розовым щекам.

Одев его во всё чистое, спросила: "Как зовут?". "Михаил" - тихо проговорил он. Напоила чаем - от еды он отказался. Чувствовалось, что он ослаб, он умирал. Понимая, что человек умирает, спросила: Крещёный? Да - был ответ, побежала в храм.

Уговорила священника прийти к ней исповедовать и причастить умирающего. Батюшка пришёл, исповедовал, причастил... И... человек, глубоко вздохнув всей грудью, выдохнул шепотом: Господи! Как хорошо!... и умер.

Он лежал в чистой светлой комнате, в чистой постели, в чистом белье, аккуратно постриженный, побритый. Глаза были закрыты, а молодое лицо сияло ангельским светом.

Его отпели и похоронили на старинном кладбище при монастыре. Среди мраморных памятников и могильных семейных склепов, где-то в глубине у ограды неприметный маленький холмик с маленьким безымянным крестом.

Христос Воскресе! Воистину Воскресе!

Слава Тебе Господи! Слава Тебе!